(«Нью-Йорк таймс мэгэзин», 13 ноября 1983 г.)
Л. Гелб — обозреватель газеты «Нью-Йорк таймс» по внешнеполитическим вопросам
За два с половиной года президент Рейган не добился большого уважения к Соединенным Штатам в одних кругах, зато посеял страх и непонимание — в других. Он много сделал в плане наращивания американской военной мощи, но не достиг конкретных внешнеполитических результатов.
Даже официальные лица из администрации Рейгана считают, что первая дипломатическая победа еще не одержана и что урегулирование путем переговоров ситуации в Ливане, в Центральной Америке и в отношениях с Советским Союзом маловероятно.
Использование военной силы вместо дипломатии с целью оградить свои интересы становится обычным явлением в международной политике, примером чему служит американская агрессия против Гренады. И все шире распространяется мнение, что международная безопасность в последние годы стала менее прочной и что президент Рейган мало чем помог уменьшить эту угрозу.
Сейчас, ровно через четыре года с тех пор, как Иран захватил американских заложников, и через Два с лишним года после вступления Рейгана на пост президента, начинается подведение итогов. Мы знаем достаточно, чтобы составить представление о сильных и слабых сторонах Рейгана и его команды, об их стиле, о предварительных оценках их деятельности.
К этому же этапу администрации Никсона и Картера могли похвастаться кое-какими конкретными достижениями: договоры с Москвой об ограничении вооружений, урегулирование отношений с Китаем, соглашения по Ближнему Востоку, а у Картера — договор о Панамском канале. В год выборов внешнеполитических результатов никто не ожидает. Но почему же Рейган не смог добиться успехов раньше?
Очевидно, ответ в том, что Рейган плохо понимает окружающий мир и цели дипломатии. Покойный Ганс Моргентау писал: «Национальные интересы страны, которая понимает не только свои, но и чужие устремления, должны формулироваться так, чтобы учитывать последние. В многонациональном мире это требование политической морали; в эпоху, когда нам угрожает всеобщая война, это еще и условие выживания». С точки зрения этого теоретика международных отношений, который всю жизнь боролся и с идеалистами, и с теми, кто злоупотреблял патриотизмом, концепция «национальных интересов» должна исходить из того, что «продолжительные конфликты и угрозу войны надо сводить к минимуму путем приспособления дипломатическими средствами противоречащих друг другу интересов».
Оказалось, что именно в этом администрация Рейгана оставляет желать лучшего: президент не понимает, что цели других стран являются с их точки зрения не менее нравственными. Кроме того, он, видимо, недостаточно осознает, что требуется найти пути к сосуществованию, не отказываясь от наших убеждений и не жертвуя возможностью выжить.
Наращивание и переброска в другие регионы войск и вооружений — это важное средство внешней политики. Но дело не может ограничиваться только этим; однако слишком часто складывается впечатление, что Рейган воспринимает использование военной силы как самоцель или как способ заставить противника капитулировать. Очевидно, именно так дело обстоит сейчас с Никарагуа.
Военная сила сама по себе мало что значит. Чтобы задуманные результаты ее применения воплотились в жизнь, она должна быть дополнением к дипломатии, она должна основываться на политике, которая понятна и внутри страны, и за ее пределами.
Рейган не может рассчитывать, что Советский Союз подчинится американской воле, если президент будет настаивать на том, что Соединенные Штаты слабее. Чтобы избежать опасной и безнадежной гонки вооружений, он должен подготовить реалистические предложения по ограничению вооружений, учитывающие тот факт, что советские и американские вооруженные силы различны по структуре и что обеим странам недостает взаимного доверия. При том, что политическая обстановка внутри стран Центральной Америки и во всем западном полушарии ограничивает применение военной мощи, он не может просто силой заставить противников в этом регионе подчиниться. Если Рейган не хочет превратить Центральную Америку в новый Вьетнам, он должен искать компромиссы, основанные на местных социальных и исторических факторах.