О «сознательном намерении» привнести в теорию партий прием моделирования писал еще М. Дюверже в 1951 г. Правда, под моделями или схемами он понимал «более или менее непротиворечивые системы, единственное достоинство которых состоит в том, что они могут инициировать и направлять последующее монографическое исследование, способное подтвердить или (что более вероятно) опровергнуть эти модели… Проистекая из суммы наблюдений, служащей их базой, эти схемы, разумеется, в разной степени вероятностны и всякий раз нуждаются в уточнении».
Создание моделей имеет большое значение в любой теории, ибо дает возможность не только «увидеть» предмет исследования со всех сторон, но и «заглянуть», так сказать, «внутрь», а также в его прошлое и будущее. При этом следует помнить, что модель — это всегда упрощение и огрубление действительности, а этап научного моделирования должен завершаться этапом проверки действия модели в реальных условиях. Не менее важно создание моделей и для теории партий. Их модели могут быть различных типов, основываться на разных критериях. Каждая из них имеет свои сильные и слабые стороны, адекватно отображая одни стороны деятельности партий и не показывая или неадекватно показывая другие. Поэтому следует проанализировать все разнообразие моделей партий.
Историческая модель базируется на более или менее точном определении места и роли партии в историческом процессе, сопоставлении его с местами и ролями других партий, определении влияния на исследуемую партию исторической обстановки в целом и конкретных исторических событий. В цепи исторических фактов исследуемая партия, точнее — ее модель, найдя свое место в истории и соотнесясь с определенными событиями, сама становится историческим фактом. При этом модель, ядром которой являются факты из «жизни», должна быть строго описана исторически: время создания, даты и решения съездов, результаты выборов, смена лидеров и т.д. — до самой «смерти» партии. Так что эту модель можно назвать: «Партия, как исторический факт, составная часть исторического процесса». Все события партийной жизни в ней «привязываются» к историческому процессу.
Такой моделью чаше всего пользуются историки партий. Они определяют в первую очередь временные рамки (во вторую — географические и др.) всех найденных в архивах документов, касающихся исследуемой партии, сопоставляют их с известными событиями и вписывают таким образом ее «жизнь» в историю страны и мировой исторический процесс. На этом принципе построены все «биографии», т.е. исторические описания, истории конкретных партий, политические портреты; все статьи о конкретных партиях в энциклопедиях, написанные историками партий, и т.д. Но это не означает, что исторической моделью партии не могут пользоваться политологи.
На историческую модель опирался в исследовании флорентийских партий Н. Макиавелли, а в американских — Дж. Брайс, когда подробно описывал время возникновения, активной деятельности и ухода с политической арены федералистской партии, партий вигов, гринбекеров, прогибиционистов, мугуэнпсов. Историческое видение в исследовании партий просматривается в знаменитой триаде партийной истории М. Вебера:
1) партии как свита аристократии;
2) партии как локальные политические клубы;
3) партии как современные корпорации.
Преимуществом модели «Партия как исторический факт, составная часть исторического процесса» являются временная и историческая определенность, хорошо просматриваемая темпоральная динамика партии, вписанной к тому же в исторический процесс. Для политологов она тем интереснее, что во многом включает и процесс политический. Недостатками же ее, разумеется, с точки зрения теории партий, является увлечение выяснением локально-временных рамок событий партийной жизни в ущерб исследованию других важных характеристик, привязка к историческому процессу, а не политологическим закономерностям. Кроме того, рассмотрение каждой партии отдельно, а именно так удобнее всего «привязывать» их к общему ходу истории, ведет к утере системного взгляда на партии в целом и общему снижению объективности исследования.
Как пример можно привести работы советских историков о партиях революционной России (1905— 1917), в которых взгляд на их место и роль в революции строился на конечном результате — захвате власти большевиками. При этом муссировался тезис самих большевиков, что «власть просто валялась под ногами» и они только «подняли ее». Роль других партий при таком «отдельно-историческом взгляде» замалчивалась. Но если воспользоваться объективными показателями силы и влияния российских партий и представить целостную картину партийной жизни, например, по результатам первых, действительно свободных, выборов в Учредительное собрание, то наиболее влиятельной представляется Партия эсеров (59% голосов), второй — с большим отставанием — фракция большевиков (24%), далее шли кадеты и меньшевики.